Сижу в деревне. В окна дует.
Ложится иней на бурьян.
Зима. Крестьянин торжествует...
Не понимаю я крестьян!
С чего бы, за ногу их мать,
Им по зиме торжествовать?..

Во рту, как будто полк драгунский
Заночевал. Разорено
Имение и в Опекунский
Совет заложено давно.
Набить бы трубку, милый друг,
Да жаль — растрескался чубук.

Я стар. Мне сорок семь в июне.
Седые жёсткие усы.
С рассветом я уж не встаю, не
Тороплюсь бродить в овсы.
Засижен мухами буфет.
А тех овсов в помине нет.

Сколь непригляден вид из окон.
Диван постыл. Камин остыл.
В шкатулке золотистый локон
Той, чьё лицо давно забыл.
А ведь любились, как могли
С Полиной ли, с Прасковьей ли...

Мечтаю, календарь листая,
Махнуть на месяцок в Париж...
Ништо. Двадцатый век настанет —
Тогда и заживём, глядишь.
Век просвещенья, век добра.
Et cetera... Et cetera...