Жили они — с чая на воду, с воды на чай.
А чтобы конфетку — так даже по праздникам нет.
Так-то он ничего — не пил, не кричал,
Но в глазах всю дорогу какой-то блаженный свет.

Ну, а ей-то ещё не так чтобы много лет.
Время ей себя хоронить ещё не пришло.
Спросит его, чем занят, а он в ответ:
«Ангелов, мол пишу...» — и глядит светло.

Не на заказ, а по велению, мол души...
Ну, и жил бы один, не заводил семьи!
А она его и детей — на свои гроши.
А что за гроши у уборщицы? То-то и...

Дети все в обносках, худые — тоска глядеть.
Никаких друзей — кто с такими пойдёт дружить.
А он всё ангелов пишет. А мог бы ведь —
И портрет какой-никакой, чтоб на что-то жить.

Нет. Куда! Он же, типа — светлого проводник!
Он же, типа — гуляет прямо с крыльца в астрал.
Ей про ангелов вновь завёл. А она-то в крик:
«Задолбал ты меня! Окончательно задолбал!

Что глядишь, глазёнками хлопаешь, сукин сын?
Так взяла бы утюг да влепила тебе в висок!
Заебали все эти ангелы! Нету сил!
Чтоб ты сдох вместе с ними! Творец, блин! Говна кусок!»

Психанула, в общем. Терпела, мол, а теперь
Вся терпелка вышла. Прости, мол, прощай, дебил.
В чемодан — оба платья, детей забрала и — в Тверь.
К мамке с папкой... Ни один её не осудил!

А художник этот сидел и глядел во тьму.
До тех пор глядел, пока не разверзся мрак
И какой-то ангел с холста показал ему
Средний палец и ангельским голосом рек: «Мудак».