Может быть, годочков через двадцать
Снять удастся ватники с кирзой,
А июнь две тысячи семнадцать
Станет только тем и вспоминаться,
Что чреват был каждый день грозой.

Только этим, а не мрачной зоной,
Где трещит времён гнилая нить.
Лишь тревожным запахом озона,
Что в бюро погодном Михельсона
Будет архивариус хранить.

Cтарики прошамкают: «А помнишь —
Царь... холопско-барская страна...
В Петропавловске-на Стиксе — полночь...
Чип и Дейл к нам не спешат на помощь —
Чейн и Стокс, Шопен, лафет, стена...»

И, конечно, мне дожить охота
(А охота — значит, доживу)
До поры, когда забот всего-то —
Что у внуков вызовет зевоту
Мой рассказ им в сотый и двухсотый
О последней битве за Москву.