Где-то всё по-другому, а нам — в пурге —
фронтовыми станут любые сто грамм.
Мои внуки, живущие в Гамбурге,
что смогу я оставить на память вам?
Чем смогу одарить перед тем, как лечь
в эту землю бесстыжую, словно шмон?
Я хотел передать бы горечь и речь,
а в активе сивуха да рваный гондон.
Уж простите деда. Всё, что берёг —
вам не надо вовсе. И слава бо-
гу, который от блядской тоски берёт
нас — его подобия — «на слабо».
Мы привыкли воздух резать ножом,
поджигать со спички одной моря.
Мы привыкли к пейзажу, что обнажён
как перед расстрелом. Земля моя
пожирает детей своих — только хруст
раздаётся костей и шальных хрустов.
Но зато здесь такая в сумерки грусть,
что на первый фонарь ты завыть готов.
Мой запас для вас — непонятный хлам,
не пригодный к делу в краях других...
Лишь «ich sterbe» будет понятно вам,
Если вдруг долетит из моей пурги.